Воздух вокруг загустел, заклубился, и в каждом судорожном вдохе она ощущала только вкус Майкла. Все, что он делал с ней, она принимала; все, что он требовал, она давала.

Наконец Майкл высоко поднял ее бедра, впившись взглядом в глаза, и одним яростным движением вошел в нее… до конца. Руки Лоры сразу обмякли и упали на сено; ей показалось, что ее тело взорвалось.

— Не уходи, Лора! — отчаянно прошептал он. — Останься со мной…

Будто у нее был выбор! Лора почувствовала, что окружена, захвачена, затоплена. Она дышала судорожно и поверхностно, все расплывалось перед ее глазами, но она двигалась вместе с ним. На равных!

Они задрожали одновременно, когда, достигнув оргазма, она сжала его, словно влажным кулаком, но Майкл победил в яростной схватке с самим собой и не последовал за ней. Не сейчас. Еще не сейчас. Кровь кипела в его голове, затуманивая разум, и все равно он хотел большего.

Он подхватил ее и поднимал, пока ее ноги не сомкнулись вокруг него. Тело Лоры откинулось назад, заструилось, словно растаяли все кости, словно оно было сделано из воды. И он не отпускал ее, пока новые судороги не охватили их обоих, пока ее голова не упала на его плечо.

И только тогда он спрятал лицо в ее волосах и упал на нее.

Его тяжесть пригвоздила ее к полу. Какое странное, какое головокружительное ощущение — снова почувствовать на себе полновесную тяжесть мужчины! И какой триумф — знать, что и он не способен шевельнуться, что и он потрясен и удовлетворен так же, как она.

Здесь, в этой сумеречной конюшне, пропитанной запахом пота, сена и лошадей, в ворохе разорванной одежды ее тело звенело и пело, она снова чувствовала себя женщиной. Не матерью, не другом, не ответственным членом общества. Просто женщиной.

Ей больше не хотелось ни в чем сомневаться, не хотелось глубокомысленно изрекать банальные истины. Так никогда не было раньше; она даже не подозревала, что так может быть!

Лора улыбнулась, приподняла голову и погладила его волосы.

— Кажется, я наконец приняла то приглашение?

Майкл засмеялся.

— Судя по всему — да. Подскажи-ка мне, как тебя зовут, солнышко.

Собравшись с силами, он лениво перекатился, потянув ее за собой, и она распласталась у него на груди. Ее улыбка была самодовольной и сонной. В волосах торчало сено.

— Господи, ну и хорошенькая же ты! Такая хорошенькая малышка… Оказывается, у невозмутимой, добродетельной Лоры Темплтон внутри скрыт мощный мотор. Кто бы мог подумать?! Сама она уж точно так не думала.

— Не припомню, чтобы кто-нибудь другой давал мне такую характеристику. — Ее губы дернулись в улыбке. — Но, кажется, мне нравится…

— Раз уж у тебя такое хорошее настроение, может, все-таки скажешь, почему пришла сюда сегодня?

— Повидать жеребенка. — Лора пожала плечами, вынула соломинку из его волос и усмехнулась. — По дороге к тебе! Признайся, ты ведь был уверен, что я приду.

— Надеялся. Если бы ты не пришла, я бы пробил брешь в стенах замка и украл бы тебя. Не знаю, сколько я еще мог бы выдержать без тебя.

Эти слова тронули Лору, и она положила ладонь на его щеку.

— Майкл, а ты бы смог изнасиловать меня?

— Солнышко, я тебя уже изнасиловал!

— Со мной это случилось в первый раз. — Она выждала секунду, легонько проводя пальцем вниз по его горлу. — И надеюсь, не в последний.

— А я и не рассчитывал на один быстрый кувырок в сене.

Удовлетворенная ответом, Лора кивнула и снова пригладила его волосы.

— Тогда я еще вернусь. — Она опустила голову, почти касаясь ртом его губ. — А сейчас мне пора идти.

Но Майкл быстро перевернулся, крепко прижав ее к сену.

— Лора, неужели ты действительно думаешь, что я отпущу тебя?!

Она опять утонула в ощущении его силы и власти.

— А разве нет?

— Нет!

Мозолистая ладонь накрыла ее грудь, губы требовательно заскользили по горлу. Лора изогнулась под ним и судорожно выдохнула:

— Хорошо…

И все же она не собиралась оставаться до утра. Не ожидала, что провалится в полусон на куче сена, обвив руками и ногами тело Майкла. Не представляла, что очнется, возбужденная прикосновением его губ и его рук…

— Майкл!

И, когда ее глаза распахнулись, он скользнул в нее медленно и глубоко — ленивыми, нежными, завораживающими движениями, унося прочь от реальности.

Он следил за ее лицом, следил, как прелестный румянец согревает ее щеки. Как дымятся изумленные глаза. Как дрожат губы, распухшие от его поцелуев.

Потом они долго смотрели друг на друга в свете утренней зари. В прозрачном притихшем воздухе танцевала пыль. Ночные птицы уступили место жаворонку. Лошади зашевелились, коты, потягиваясь, принялись охотиться за пылинками, мелькающими в солнечных лучах.

И ее руки потянулись к нему, ладони обхватили лицо. Она притянула его губы к своим и снова сказала:

— Майкл!

— Я не могу оторваться от тебя.

— И не надо.

Но внезапно он увидел синяки на ее нежной коже.

— Я был груб с тобой ночью?

— И я, кажется, забыла поблагодарить тебя за это…

Он поднял голову и ухмыльнулся.

— Ничего, я услышал, как ты выкрикнула мое имя раз десять-двенадцать, а это — достаточная благодарность.

— Вот и прекрасно! — Лора откинула волосы с его лица, ее глаза вдруг стали серьезными. — Я больше не хочу, чтобы со мной обращались, как с хрупким стеклом.

— Значит, ты не возражаешь, если я запасусь наручниками и хлыстом?

Она была потрясена и некоторое время не могла произнести ни звука.

— Я… я…

— Я шучу! — Он разразился хохотом. — Господи, когда же ты научишься полностью доверять мне?

Она была безумно хороша и принадлежала ему. В порыве восторга Майкл вскочил и подхватил ее на руки.

— Но ты же не думаешь, что я могла бы… что мне понравилось бы… — Когда он снова расхохотался, чуть не уронив ее, Лора гордо вскинула голову. — Мне не нравится быть предметом твоих глупых шуток!

— Не такая уж глупая шутка, солнышко! — Он звучно чмокнул ее в губы. — Кстати, вряд ли ты хочешь демонстрировать по дороге домой свою прелестную задницу. Пойдем, найдем тебе какую-нибудь одежду.

— Я была бы благодарна, если бы ты… Что ты делаешь?!

Но он уже выносил ее из стойла, и ей оставалось лишь визжать и брыкаться.

— Несу наверх, чтобы натянуть на тебя кое-что из одежды.

— Ты не можешь просто вытащить меня на улицу! Я голая! Мы оба голые! Майкл, я не шучу… О Боже!